Огромный кусок разрастающейся пустоты занимал слишком много места в груди. Не так он себе представлял свои ощущения после смерти Адрианы. Фенрис пережил от неё столько издевательств и боли, и это «столько» с её смертью никуда не исчезло; на руках лишь прибавилось крови. Сомнения одолевали его ум, и эльф чувствовал, как теряет силы от этого постоянной напряженной борьбы с собственным воображением и догадками.
Он возвращался к словам, сказанным ученицей его бывшего Магистра снова и снова. Слова, давшие ему слабую надежду, что там, в забытом им прошлом, действительно есть семья. Тем тяжелее было прислушиваться к голосу разума, трезво принимающему всё это за еще одну продуманную ловушку Данариуса, тенью нависшего над его головой. Фенрис вдруг с отчужденным озлоблением почувствовал, что его это больше не волнует. Это было даже не раздражение - мутный осадок сквозь бесконечную внутреннюю пустоту.

Ведь дело было не в этом. На самом деле, не в этом. Дело было в том случайном прикосновении, когда рука Хоук легла Фенрису на плечо. Она всего лишь хотела поддержать его, а он сорвался. Поддержка непозволительная роскошь, не раз дорого обходившаяся бывшему тевинтерскому рабу и научившая этой маниакальной паранойе. Это ведь не касалось её, правда?

Он не заметил, как пришел к дому Хоук. Молчаливое признание того, что он был не прав, что бы он не думал по этому поводу; он должен был извиниться. Сейчас Фенрис, глядя на герб из стилизованных ястребов на двери, думал о том, что он скажет Каллиан. Она сделала для него больше, чем он ожидал и заслуживал - с этой мыслью эльф переступил порог её дома, когда дверь открыл Бодан, услужливо пригласив войти. Хоук еще не вернулась в поместье.
Он нерешительно замер у двери, не желая проходить в холл, под испытующим взглядом слуг Хоук. Эльф невольно подумал о том, что сейчас ему не нужна никакая компания, так что лучше подождать её здесь. Фенрис занял лавку у входа, облокотившись рукой о колено и подперев кулаком скулу, устремляя пустующий взгляд в пол.

Он не знал, что сказать ей. Не знал, как рассказать ей о том, что двигало им, когда он нарушил слово данное Адриане. Не знал, как признаться в том, что он спасовал как жалкий трус, как только почувствовал, что личное, глубоко похороненное чувство вырвалось в ответ на, казалось бы, простой вопрос Хоук. Он надеялся, что как только увидит её лицо и насмешливый взгляд ярких голубых глаз это смятение пропадет само, а сумбур, царящий в голове, превратится в правильные слова. Слова извинений.

Всё пошло не так. Когда Каллиан вошла, он поспешил подняться с места, чтобы поприветствовать её и не смог посмотреть ей в глаза прямо, держась на вежливой дружеской дистанции. На его лице читалось сожаление, а признание, что он ошибся, давалось ему с большим трудом.
- Хоук, я… То что случилось с Адрианой, - Фенрис неловко поднес руку к лицу, подбирая слова, - я должен извиниться. Я сорвал на тебе злость совершенно незаслуженно.

Ей были не нужны его извинения или оправдания. Что ж, это имело смысл, хотя Фенрису и стало не по себе. Каллиан явно дала ему понять, что не особо горит желанием разговаривать с ним на эту тему или вообще разговаривать с ним. Это… было обидно. Значит, все, что произошло в пещере работорговцев, было всего лишь его воображением, а не поддержкой? Ничего личного.
Фенрис с неохотой сделал несколько шагов, следуя за Хоук. Просто чтобы поблагодарить её, прежде чем уйти, но девушка опередила его, не дав сказать ни слова. Взгляд равнодушных зеленых глаз эльфа остановился на её лице. Она отчитывала его. Годами бегавшего от работорговцев, охотников за головами, и прочих приспешников Данариуса, охотившихся за деньгами и признанием. Она, должно быть, шутит.
- Прости, мне на секунду показалось, что тебя это и правда волнует, - отозвался эльф, усмехнувшись, - Я и раньше сталкивался с работорговцами, помнишь?
Фенрис пожал плечами, опуская голову и пряча лицо. Ком в горле больше не мешал говорить.
- Мне не стоило приходить. Спасибо за помощь с Адрианой, я стал должен тебе только больше.

Мучительное щемящее чувство зарождалось в груди. Словно бы что-то сдавливает, не давая вздохнуть, и Фенрис прекрасно знал, как называется это чувство – тоска, тоска от собственного бессилия.
- Потому что никто никогда не беспокоился обо мне, не преследуя при этом корыстных целей, Хоук, - сквозь зубы процедил Фенрис, даже не смотря в её сторону. Он не злился и не был раздражен. Он просто хотел бы не говорить этого. И там, в темной пещере он бы взял свои слова назад. Фенрис медленно стиснул пальцы рук, сжимая их в дрожащие от напряжения кулаки.
Это не правильно. Это не честно. Все должно было быть совершенно по-иному.
«Слишком близко, Каллиан» - мелькнула мысль на периферии сознания, стоило ей подойти. Это была даже не дрожь в теле, а словно по позвоночнику вверх прошла молния. Здравый смысл подсказывал эльфу, что с ним происходит что-то не то. Какой разговор, ко всем магистрам, если он, чувствуя её тепло, не может думать ни о чем кроме её губ, с которых сорвались извинения.
- Сначала кричишь на меня, а затем предлагаешь выпить, - на лице эльфа мелькнула короткая грустная улыбка. Надо было сказать правду.
Всего лишь правду…
- Я не могу остаться, Каллиан.
Человек, проживший годы в пустыне тянется к воде. Фенрис был таким же. Можно сбежать из Тевинтера, от Магистра, от работорговцев, от одержимых. Но сбежать от самого себя нельзя. Мир, держащийся на ненависти и мести рушился, как карточный домик. В трактовке желания невозможно было ошибиться – он отчаянно хотел переступить черту и почувствовать тепло Хоук.
«Я этого не заслужил. Не мучай меня»

То, что на самом деле придает тебе силы, это не ненависть. Не угроза, которая дышит в затылок огнем из преисподней, не сотни смертей врагов полегших под лезвием твоего меча. В твоих ушах звучат не крики жертв и это не шум битвы. Ты чувствуешь, как течет твоя жизнь, не сквозь пальцы тех, кто тобой владеет, а в твоих руках – ты сам направляешь её. Скажи, кто тебе помог в этом? Скажи, кому ты поверил?

Только ты один знаешь как правильно. Ты один выбираешь, какому из чувств тебе поддаться, а их… Их великое множество и на этом пути ты, впервые за долгое время, в праве свернуть туда, куда ведет тебя твое больное, измученное проклятьем синего пламени лириума, сердце. Не оступись.

Держи это, как держишь меч в своих руках ради мести.

Ты не перестал еще замечать что-то кроме неё, но уже близок к этому. Как изящно она исчезает в тени в бою, обманывая противника и тебя. Ты чувствуешь, как замирает сердце, когда она уходит от свиста мечей и стрел, в сантиметрах пролетающих от её тела. Ты не находишь себе места, когда она ранена, прощая магам, что они маги лишь за то, что способны исцелить её боль и раны. Ты слышишь её уверенный голос, улавливая все перемены в нем: когда она шутит или злится. В ней столько силы, которую ты уважаешь. Столько стойкости, и гордости. И непосредственного женского обаяния.

Это не восхищение, о Создатель. Больше нет. Рядом с ней ты меняешься, и готов драться за троих – она придает тебе сил. Рядом с ней у тебя меняется лицо, заставляя друзей, улыбаясь, переглядываться за вашими спинами.
Ты один ничего не замечал. Не воспринимал всерьез её беспокойства, потому что был слишком занят борьбой с собой, занят паранойей, и избавлением от воображаемого тобой ошейника «рабства». Концентрированный бесполезный эгоизм. Этим ты умеешь раздражать кого угодно.

Ты влюблен. Признай это.

Вспыхнули марки от внезапного прикосновения и всего секунда потребовалась на то, что бы осознать это. Отрезвляющая боль, подаренная этим всплеском не дала Фенрису отшатнуться или сбежать. Он прижал Хоук к себе, скользя руками по её спине, и наверняка оставляя отметины острыми латными перчатками на коже под тонкой рубашкой. Растерянно выдохнул, потеряв тепло её губ, беззвучно произнося её имя. Нет…
Каллиан потянула его за собой, обескураженного еще не до конца осознавшего происходящего. Холодный дождь коснулся разгоряченной кожи, на мгновение показавшийся самым обжигающим кипятком, эльф смотрел ей под ноги, глупо переживая о том, что она заболеет. Она вела его к черному ходу.

Реальность показалось сном, мягкой тенью обволакивающим сознание, когда захлопнулась дверь. Холодная стена под рукой, жар тела, тихое сбитое дыхание от короткой перебежки. Глухие удары сердца в ставшей слишком громкой тишине. Фенрис прижал Хоук к стене, с раздражением думая о том, как мешает ему ткань её одежды. Он хотел прикоснуться к её обнаженной коже, он хотел слышать её голос, хотел сорвать стон с её губ.

С глухим стуком перчатка упала на пол, позволив, наконец, прикоснуться пальцами к ее лицу и почувствовать мягкость кожи. Настойчивый поцелуй голодного волка, словно в его руках не девушка, а жертва. Неосторожно прикушенная губа, капли крови. Ниже, оставляя красные следы, к изгибу шеи, где бьется вена. Ему не хватит сил прекратить это, даже если Хоук будет умолять… Буйство голубых оттенков раскрашивало тьму.
Фенрис с трудом заставил себя остановиться, затуманенным взглядом смотря в яркие глаза Каллиан.
- Леди, позвольте донести вас до постели? – знакомая усмешка тронула его губы.